Она услышала щелчок: это Петр взвел курок и произнес:
– Я убью ее сразу, и будь что будет.
Он вытянул руку, Ада инстинктивно зажмурилась, но молодой вдруг бросился вперед и встал перед ней:
– Нет, Петр, нет! Ты не сделаешь этого! Мы еще ничего не решили.
Петр был так разъярен, что его товарищ стал говорить тихо и умиротворяющее:
– Эта девушка даже не знает, кто она такая. Как же мы можем убить ее? За что? Это не по правилам.
– Не знает! Да все она знает! Они умеют так притворяться, что проведут любого! Но не меня! И не думал, что тебя, Павел, – но Петр все-таки опустил оружие.
Павел громко вздохнул и сказал:
– И меня еще никому не удавалось провести. Поэтому я и занимаюсь этим делом.
Но в следующее мгновение Петр снова поднял свой пистолет. Молодой предостерегающе взмахнул рукой, но Ада опередила его:
– Кто это «они»? Кем вы меня считаете? Кто я, по-вашему?
Петр взглянул ей в глаза и неожиданно спокойно сказал:
– Они – это ведьмы. И ты – одна из них.
Ада была так ошарашена, что даже забыла про наведенное на нее оружие:
– Что? Да вы сумасшедшие! Вам лечиться надо! «Ведьмы»!
Павел вдруг повернулся к ней и сказал:
– К несчастью, это правда. Ты – дочь могущественного колдуна, и, значит, сама колдунья. Ваш… дар передается по наследству. После смерти предыдущего носителя.
Ада вздохнула – а она еще надеялась, что один из них нормальный.
– Если ты до сих пор этого не знала, – продолжил Павел, – то в скором времени все тайное и скрываемое стало бы для тебя явным. Не веришь? Хорошо, мы представим тебе доказательства. Ваш род успел оставить по себе долгую память для всех последующих поколений. Ты его последняя представительница. Вспомни: разве твой отец не передал тебе что-то перед самой своей смертью?
При этих словах перед Адой снова предстал снимок той ночи – свечи, треск, шум за окном и умирающий отец, крепко держащий ее за руку.
– Вы говорите ерунду, – сказала она, но голос ее звучал уже не так уверенно. – Может, мой отец и был слегка чокнутым, но уж никак не колдуном. Да и вообще, никаких ведьм и колдунов просто не существует. Это все сказки.
– Вот как? Разве ты сама всю жизнь не испытывала тяги ко всему таинственному – гадания, карты, книги по магии? – мягко спросил Павел.
Тут он попал в точку. Лет с пятнадцати Ада страшно увлеклась всяческой мистикой – она покупала в переходах тоненькие книжки с заманчивыми названиями, с упоением смотрела всяческие ужастики и читала готические романы. Пару раз они с девчонками пытались совершать описываемые в этих книжках ритуалы и вызывать духов, но у них, конечно, ничего не получилось. Но в то время почти все этим увлекались.
– Ты веришь, – констатировал Павел. – Ты знаешь, что все это есть. И ты тоже принадлежишь к этому миру – таинственному миру магии, чьи искаженные отражения так привлекали тебя в массовой культуре.
– Вы прямо лекцию читаете, – ехидно сказала Ада. Ей было неприятно, что он словно смотрит ей в душу.
– Перед смертью твой отец передал тебе свой дар. Я знаю это потому, что иначе бы он вообще не смог умереть. Мучился бы до тех пор, пока кто-то не забрал бы у него магические способности. Но он должен был передать их только тебе – как наследнице. Так было принято в его роду много столетий. Ты и не догадываешься, насколько глубоко мы проследили вашу историю. Менялись времена, страны, фамилии, но сила всегда переходила от родителей к детям. И это было неизменно до сих пор. Твой отец умер – значит, теперь ты несешь в себе всю силу вашего древнего рода.
Павел сказал бы что-то еще, но Петр остановил его:
– Ты слишком много ей рассказываешь. Хватит.
Павел повернулся к нему:
– Но она должна знать. Иначе мы не сможем быть справедливыми.
Видимо, у Ады было такое лицо, что она больше не вызывала у человека с оружием тревоги. Он спрятал пистолет в карман и сказал Павлу:
– Выйдем. Нам нужно поговорить.
Молодому человеку не хотелось оставлять Аду, но он все же вышел из клетки.
Девушка как будто не заметила этого. Так же она никак не отреагировала и на то, что Петр снова запер ее на замок и они с Павлом ушли, оставив ее одну.
Ада сидела абсолютно неподвижно, глядя прямо перед собой. Почему-то она сразу поверила в то, что все, рассказанное этими людьми – правда. Конечно, это было непонятно, немыслимо… Но не невозможно. Почему-то она твердо знала это.
Но если это возможно, значит… Тогда странное поведение отца при жизни и особенно перед смертью полностью укладывается в начерченную ею схему.
Протянутая сухая рука, черные глаза с зелеными искорками и выкрикнутые зычным голосом слова: «На, возьми, возьми!»… Ада словно снова перенеслась в эту страшную минуту. Что это было, как не ритуал передачи магической силы? Она вспомнила, что читала об этом в народных сказаниях. А если это правда… Не может не быть правдой, слишком много совпадений.
Отец ждал ее – он не мог умереть, не передав кому-нибудь свою колдовскую силу. Почему он вообще так внезапно умер, ни разу в жизни не болев? Врачи сказали им с матерью что-то невразумительное – сердечная недостаточность и тому подобное. Теперь Аде казалось, что отец не просто знал день своей смерти – он как будто сам выбрал его. Она гнала от себя мысли о том, что все эти стуки в окно, горящие синим и зеленым свечи и слышавшиеся ей голоса – не просто плод ее потрясенного воображения. Все это было на самом деле. И все это было слишком необычно.
Ей не хотелось верить словам Павла, но что-то в самой глубине ее души говорило «да». Она чувствовала, что это правда. Если бы не одно «но».
Она не ощущала в себе никакой магической силы, как бы ей этого не хотелось.
Когда мужчины вышли из старого склада на грязный, превращенный местными жителями в свалку пустырь, Петр просто набросился на Павла:
– Что, черт возьми, ты делаешь?
– Не говори так при мне. И вообще никогда не говори.
– Ах да, я забыл, ваше святейшество, – скривился Петр. – Но это сути не меняет: зачем ты разливаешься перед этой девчонкой? Покончим с ней, и все!
– Мы не можем скрывать правду, даже если бы хотели, – мягко возразил его молодой спутник. – Ты видел: эта девушка ничего не знала. Она не притворялась, поверь мне. Она невинна. Мы не можем вот так просто убить ее. И не будем этого делать.
Петр с возмущением посмотрел на него:
– Невинна? Это до поры до времени. Сначала они все такие. Самое время расправиться с ней, пока она не научилась управлять своей силой. Теперь, когда она все знает, это случится со дня на день. Если мы упустим время, то снова ничего не сможем сделать. Нам останется только на расстоянии быть свидетелями того, как она будет совершать свои черные дела. Тебе мало ее отца? Скольких наших он убил? А мы ничего не могли сделать. Только смотрели, как он творил мерзости. Ты этого хочешь?
Павел поковырял носком ботинка сырую землю и спокойно посмотрел Петру в глаза:
– Ты как будто жаждешь отыграться на ней за все преступления ее отца. Я понимаю тебя – столько лет наблюдать за своим врагом и быть не в силах остановить его. Но она не совершила ничего плохого.
– Она дочь своего отца! – закричал Петр. – В ее жилах течет кровь сотен черных магов! Завтра она встанет на их путь, а мы опять будем посылать своих людей на смерть!
Павел переждал эту вспышку, ничего не говоря. Когда его оппонент перевел дух, он заговорил снова:
– Вначале ты назвал ее девчонкой. Она действительно просто девчонка. И в жизни не думала ни о каких злодействах.
– Это пока, – перебил его Петр, но был остановлен властным жестом Павла.
– И еще: ты произнес одно слово, которое не должно звучать из наших уст – «расправиться». Мы не палачи, но судьи. Мы не караем за несовершенные преступления.
Петр отвернулся. Он помолчал и, наконец, сказал:
– Я не силен в словопрениях, но, если надо пожертвовать одним, чтобы спасти многих, я сделаю это. И мне все равно, назовут ли меня палачом. Эта женщина опасна. Она таит в себе великое зло. И если ты, не разобравшись как следует, уже готов встать на ее защиту…
– Я лишь защищаю ее от твоего произвола. Все должно быть по правилам. Решение еще не принято, и ты это знаешь.
Петр снова посмотрел Павлу прямо в глаза:
– У нас был шанс решить все сразу. Без лишних проблем и жертв. Ты не захотел этого. Я же не хочу видеть гибель своих людей. Поэтому я вызову сюда триумвира.
– Но это преждевременно, – возразил Павел. – Я еще даже не поговорил с ней.
– Он тоже поговорит с ней.
– Ты сомневаешься в моей беспристрастности? – впервые за время их отнюдь не мирной беседы нахмурился Павел.
– Пока мне не приходилось сомневаться. Тебе хорошо быть добрым. Ты слишком редко видишь зло.
– Я вижу зло вокруг себя каждый день, – с горечью сказал Павел. – И магическое куда реже, чем всякое другое.